По следам статьи «О чем молчит Аргалейский погост» (продолжение)
Несколько лет назад в «Агинской правде» от 21.08.2018 г. вышла моя статья об истории Северного Аргалея. Несмотря на давность публикации, до сих пор продолжают поступать письма от читателей, отзывы, а то и просто вопросы. В основном, пишут потомки тех, кто жил в Северном Аргалее или был связан с этими местами. Среди всего интересного, порой глубоко личного материала, особо хочется выделить письма-воспоминания потомков о своих предках, жизнь которых была связана с исчезнувшим селом. Эти семейные истории существенно дополняют картину былых времен.
Многие читатели пытаются уточнить свою родословную, ищут свои родовые истоки. Кроме того, отклики свидетельствуют о живом интересе людей к исторической родине, месту своего проживания и предков. Все это, по мнению известного академика Д.С.Лихачева, является естественной потребностью человека к "духовной оседлости", составляющей основу нашего самоуважения.
Тыргетуевская волость, в состав которой входил Северный Аргалей, географически представляла собой особый культурный ареал, поскольку здесь сосуществовали различные культурно-бытовые типы хозяйствования. Уклад жизни русского населения был организован по старожильческому типу, а основным видом хозяйственной деятельности бурят были скотоводство, ремесло. В первой четверти XX века, основываясь на записях в «Именном списке бурят-монголов, проживающих на дачах Жимбиринского общества», узнаем, что по соседству с Северным Аргалеем на жимбиринских просторах жили семьи Цырена Доржиева, Тудупа Тугдунова, Бадмы Тудупова, Жамсарана Эрдынеева, Балдана Абаргаева, Самбу Доржиева, Цырегмы Доржиевой, Санжи и Долгор Бадмаевых, Норбо Эрдынеева. Трудовое население, русские крестьяне и буряты, будучи соседями, установили между собой многогранные отношения и взаимодействие в хозяйственной и торговой деятельности, которые получили в народе особое название «тала». Как показывают материалы научных экспедиций разных лет, «тала» как практика взаимовыручки, всегда имела место в истории взаимоотношений между народами в Забайкалье. В «Словаре русских говоров Забайкалья» Л.Е.Элиасова «тала» значит как «друг, приятель, товарищ». Вот как объясняла значение слова «тала» русская жительница Аги в 2009 году: «Тала - близкий друг. У многих жили тала. И у нас тала был. В селе школа была больша. Дети приезжали учиться. Жили в русских семьях. Бурлаха чапаевский, он ещё живет тала наш. Делились всем. Худы же годы были. Менялись. Мы хлеб пекли знакомым. Они не пекли. Утром нахлебасся арцу. Только ею и питались. Я в третьем классе тогда училась. Отец приехал с отары и говорит: «Склади книжки!» Это было, когда война на Хасане была. У его тала был. Отец меня подпаском к нему увез. Я два лета жила у бурят. И летовали. Просторно! Открыто! Была у нас знакома бурятка Ешиха. Меня всё кормила урмой. Накормит и ещё домой даст. Тала - это родня. Мамка на Цаган-Сару всё время ходила к бурятам. Напекёт и оттуда с гостинцами».
Очевидно, что взаимоотношения соседей строились не только из хозяйственно-бытовых соображений. Приведем пример воспоминаний, красноречиво свидетельствующих о характере взаимоотношений между людьми.
«Одного знаю бурята, он у Табхая служил. В то же время народ был неграмотный. Так вот он нашему Сидору - тала. Сидор был два метра ростом, коренастый. А Дабаха – тала его, маленький. Сидор бывало его подсадит на кокорки и пошёл через Онон. Вода Сидору по грудь была. Тала Сидора и предупредил, что назавтра придут его арестовывать. Спас его тала-то, все рассказывал про отца мне».
Что касается истории Северного Аргалея, то мы располагаем только исследованием В.А.Александрова, на основании которого можем утверждать, что в начале XIX века село уже было учтено в официальных документах. Также имеются статистические данные 1897 года, которые рисуют вполне самодостаточную жизнь селян. В коллективной памяти русских старожилов Аги сохранились воспоминания о первых встречах с аргалейцами в 1816 году. Так, Г.Г.Татауров пишет: «В 1801 году в селе Агинское пошли разговоры о том, что за Аргалейским хребтом в долине остановились более десяти семей, пашут землю на быках и конях. Люди по виду оборванные и исхудалые. А вместо борон по пашне они таскают сучковатые бревна, разбивая ими пласты свежевспаханной земли, а иные рубят зимовье рядом с читинской дорогой». Далее говорится, что аргалейцы приехали в селение Агинское на двух подводах втроем с целью смолоть зерно на муку, прослышав, что в селе есть водяная мельница. Тогда аргалейцы рассказали агинчанину Федору Наумову, что «прошли более пяти тысяч верст с семьями, провели более двух лет в дороге, ночуя под открытым небом. Дети и старики болели от непривычного климата, умирали… Все эти годы они провели в трудах, поднимали земли под пашни, огороды, строились... Сейчас выправились, хлебушко родит земля, отгулялся скот на вольных травах, огороды родят овощ». Агинчане заметили распевный говор аргалейских мужиков и стрижку под «кружок», характерную для староверческих мужских причесок.
В пользу мысли о том, что аргалейцы были из старообрядческой среды, говорят архивные материалы. Так, в метрической книге Тыргетуйской Михайло-Архангельской церкви сохранились записи 1896 года о крещении Якова Варламова Маслова, Тимофея Николаева Савостьянова (орфография сохранена), родители которых были родом из Урлукской слободы, Гутая, Хилкотоя и других сел. Переселение произошло, судя по данным Урлукской и Нижненарымской церквей, предположительно в конце 70-х годов XIX века. Таким образом, приходим к выводу, что среди жителей Северного Аргалея были выходцы из Чикойской долины. В работе Г.Г.Татаурова говорится, что жители Северного Аргалея были уроженцами Вятской губернии. Однако, полагаем, что речь здесь идет не о кировской Вятке, а о Ветке - духовном центре старообрядчества на Руси в XVII-XVIII вв., что на востоке белорусского Полесья. Именно туда, в полесскую Ветку, стекались гонимые за веру и крепость духа старообрядцы со всей Руси. Опять же в пользу сказанного, из документов узнаем, что в 1767 году старообрядцы Хилкотойской деревни Доронинского округа Гутайского ведомства пишут и сообщили протопопу Степану Устюжникову, что они были переселены из Черниговской и Могилевской губерний. Таким образом, с опорой на исследования В.А.Александрова и Ф.Ф.Болонева можно с уверенностью предположить, что аргалейские чикояне являются в большинстве своем выходцами из белорусской Ветки.
Отмечая зажиточный добротный крестьянский быт жителей Северного Аргалея в дореволюционный период, невольно приходят на память строки декабриста Андрея Розена, который, побывав в семейских поселениях во время ссылки в Забайкалье, писал: «Все у них показывало довольство, порядок, трудолюбие». Достаток в домах аргалейцев был пропитан нелегким крестьянским трудом. По всей вероятности, эти дюжие люди отличались особой любовью к земле, неистощимым трудолюбием. Как подтверждают воспоминания потомков, жители исчезнувшего села имели большие и крепкие семьи.
Как было сказано ранее, к XIX веку основными сословными группами русского населения Забайкалья были крестьяне и казаки. В целом, архивные материалы дают весьма скудные сведения о числе старообрядцев, числящихся в Забайкальском казачьем войске. Так, например, известно, что казаки, выходцы из старообрядческой среды, проживали в станице Доно, которая считалась одной из лучших в Нерчинско-Заводском округе. Точными данными, кроме отрывочных воспоминаний потомков о казачьем сословии предков-аргалейцев, мы, к сожалению, пока не располагаем. В ключе этих рассуждений, напомним, что в «Агинской правде» от 20 ноября 2018 г. была опубликована моя статья об аргалейцах, героях Первой мировой войны, удостоенных высшего знака отличия военного ордена - Георгиевского креста .
Единственным источником информации о жизни Северного Аргалея в первой четверти XX века служит работа забайкальского краеведа Г.А.Жеребцова «Крестьянские восстания в Забайкалье» (1930-1931 гг.), изданная в 1996 году. Автор с документальной точностью воссоздает трагические события Тыргетуйского восстания в 1929 году, ставшими роковыми в истории села, судьбах ее жителей.
К началу 1921 г. положение в народном хозяйстве Дальневосточной Республики сложилось крайне тяжелое. Посевные площади Забайкалья сократились наполовину: в 1921 г. они составили только 50,2 проц. от уровня 1917 г. Поголовье лошадей сократилось на 33 проц., коров - на 37 проц., свиней - на 71,4 проц., овец - на 43 проц. Область оказалась под угрозой голода. В 1922 году крестьяне обращаются к начальнику Тыргетуевского волостного военно-учетного отдела с просьбой «предоставить право брать оружие для защиты», так как «поездки в Читу с избытками» стало опасными в связи с «участившимися нападениями шаек грабителей». В этих условиях волостные сборы, которые уплачивались еще в Российской империи крестьянскими обществами для содержания органов управления, стали для аргалейцев непомерной ношей. Так, в протоколе №2 Тыргетуйского волостного собрания Читинского уезда Забайкальской области от 21 февраля 1922 года говорится о «нежелании Аргалейского общества подчиняться постановлениям «относительно расклада волостных сборов на содержание учителя Тыргетуйского училища и больничного сторожа...». В конце 1920-х и начале 1930-х годов ХХ столетия в деревню пришли два взаимосвязанных процесса, которые происходили насильственно – это раскулачивание крестьянства и создание колхозов. Обстановка накалялась.
В ноябре 1929 года, в период проведения коллективизации сельского хозяйства в Тыргетуе и близлежащих селах, произошло первое вооруженное крестьянское восстание в Забайкалье. Как пишет Г.А.Жеребцов, пятого ноября аргалейцы Григорий Смирнов и Михаил Соболев заезжали к Очиру Цыбикову (Холхоеву), живущему в местности Аргалей и рассказали ему, что на почве недовольства Советской властью и хлебозаготовками крестьяне готовятся выступить и свергнуть власть коммунистов. Повстанцы наказали чабанам съездить в Аргалей за продуктами для них. В пади Тылей было устроено заседание штаба, на котором намечался план расширения зоны восстания и вопрос восстановления связей с повстанческими группами в Ново-Дурулгуе и Агинском аймаке. Так, утром 13 числа по решению штаба Афанасий Федорович Соколов подготовил послание в Ново-Дурулгуй к представителям ононского казачества Илье и Виктору Бутиным. Для доставки этого послания были привлечены кочевавшие возле Аргалея местные буряты, которые по цепочке передали его адресату. Вначале Смирнов отвёз письмо старому скотоводу Гарме Эрдынееву, тот передал его Тунгалану Нанзатову. А последний через своего сына Сандана 16 ноября доставил пакет в Ново-Дурулгуй. При этом письмо не было запечатано, оно читалось и обсуждалось в каждом кочевье на пути следования. Бурятское население сочувственно относилось к действиям повстанцев.
Получив письмо, Виктор Матвеевич Бутин тут же отправился к бывшему офицеру Венедикту Семеновичу Беломестнову с предложением о принятии на себя военного руководства восстанием. Однако, ононцы осуществить его воздержались из-за докатившегося на другой день слуха о поражении восстания. Так, с документальной точностью в книге Г.А.Жеребцова изложена вся история трагических событий ноября 1929 года. Советская власть жестоко расправилась с участниками восстания. В «Энциклопедии Забайкалья» сказано, что за участие в восстании по основному процессу (решение Тройки ПП ОГПУ ДВК от 15 февраля 1930 г.) к ответственности привлечено 182 человека.
О том, как сложились судьбы выживших участников Тыргетуйского восстания мы узнаем из воспоминаний их потомков. В своем письме ветеран здравоохранения Цындыма Цыренжаповна Жапова пишет: «…В вашей статье «О чем молчит Аргалейский погост» было упомянуто имя нашего деда Тунгалана Нанзатова, уроженца села Южный Аргалей. Я помню его красивого, статного, с пышными усами, улыбающимися глазами… Был он зажиточным, крепким хозяином, имел много овец (500-600 голов), лошадей (около 80 голов), столько же крупного рогатого скота. Все это было конфисковано, а деда Тунгалана и его семью выслали в Иркутскую область. Отец мой был призван на фронт уже с Алари.
После окончания ссылки Тунгалан Нанзатов поселился в Карымском районе, им не разрешали жить на малой родине. Наш дед работал чабаном в колхозе «Путь к коммунизму». У него было много грамот. Он любил и умел трудиться! Умер дедушка в возрасте 81 года, похоронен в Шагалзуре. Мне тогда было 13-14 лет.
У нашего деда Тунгалана было пятеро детей, три сына и две дочери. Наш отец и его брат Даши вернулись живыми с Великой Отечественной войны, были ранены. А третий, старший брат отца Сандан (1908 г.р.) был осужден после Тыргетуйского восстания за то, что доставил письмо аргалейских повстанцев с призывом о совместной борьбе против раскулачивания ононским казакам. На обратном пути был схвачен, посажен в тюрьму где-то в Сретенске, оттуда его увезли во Владивосток».
Потомки Тунгалана Нанзатова глубоко уверены, что 20-летнему Сандану удалось пережить страшные годы ссылки. «Бабушка говорила, пишет Цындыма-абгай, что во Владивосток посылали с кем-то посылку - масло в туесе и сушеное мясо. Известно, что посылка из родного дома дошла до адресата. Человек, который сумел передать ему посылку, тогда сказал, что Сандан был болен. «Наша тетя Нигмардулма всегда говорила, что Сандан не мог исчезнуть бесследно, так как он был очень грамотным, смекалистым человеком. Бабушка всю жизнь хранила в своем ханза тетрадь - прописи Сандана с красивым каллиграфическим почерком». От себя замечу, что будь он другим по складу характера, едва ли отец доверил бы ему это роковое письмо… Сегодня лишь стоит догадываться, какую отцовскую боль носил в своем сердце старый Тунгалан. Родные Сандана Тунгаланова верят, что когда-то из-за океана, из далекой Австралии все же откликнутся его дети и внуки. Поверим и мы.
Д.Сундуева,
профессор ЗабГУ, г.Чита.
Фото предоставлено автором.
