Путевые заметки

Начало в №№ 143, 145.

На взгляд читателя, возможно, 
НЕ совсем ПУТЁВЫЕ  

Приехав в Гумбэн, мы вновь попадаем в мир храмов и святилищ. Сэрэндорж, встретив нас, говорит: «Нас примет Зунхан-гэгэн». Его жена втолковывает нам, что Зунхан-гэгэн – один из девяти гэгэнов, которые за Его Святейшеством Далай-ламой входят в высшую иерархию ламаизма (я так поняла). Что Зунхан-гэгэн в Гумбэне олицетворяет высшую духовную власть. И что далеко не всяк человек может быть принят им (это я понимаю). Зунхан-гэгэн удостаивает нас короткой беседой, молитвой и рукоположением. Потом мы идём в святилища, куда опять не всяк может быть вхож. Так повелел Зунхан-гэгэн, говорит Сэрэндорж. «И по блату Сэрэндоржа, прости Господи», - думаю я. В чём заключается его блат, до меня не дошло, хотя он и его жена на монгольско-бурятском рассказывают о чём-то, связанном с изготовлением предметов культа. Мы идём в храмы, видим службы. 
Потом Сэрэндорж, не объясняясь, шагает куда-то. Мы шагаем за ним. «Будем совершать Бугдын горо», - говорит Ханда. Это ритуальный обход вокруг всего Гумбэна. На узкой дорожке горо мы не одни. Вспомнился рассказ Пагмы (книга «Храню в себе звезды мерцанье», автор М.Г.). Здесь всё так, как она рассказывала. Здесь люди обращаются к Богу, отрекшись от всего земного. Здесь кладут поклоны, ниц ложась, иные вслух обращаются к Богу, говорят молитвы громко, преклонив колени. Здесь грешные мысли не лезут в голову. Но я всё равно подумала: не как мы у себя, толкуя меж собой о житье-бытье. Человек на пути этом некоротком не чувствует усталость. И люди преклонных лет, и детишки, совсем малые, идут и идут, не останавливаются, не присаживаются передохнуть. Мигмар после горо сказала, что там, на крутизне, почувствовала высоту. Мы отстаём от своих - это она возится со своим фотоаппаратом. И потому, дойдя до конца горо, мы встаём у главных ворот, чтобы нас увидели. Нас находят, и уже все вместе мы выходим в город. 
Там женщины снова идут в торговые ряды. Сэрэндорж рассвирепел, мы послушно окружаем его и едем в Сининь. В гостинице Сэрэндорж говорит, что завтра мы отправляемся в Лаврин самолётом. Ханда кивает быстро, Мигмар молчит, а я выражаю вежливый протест: хотелось бы нютаг хараха, страну посмотреть, потому – автобусом. После короткого совещания меж собой (при нашем молчании) Сэрэндорж кивает мне согласно. Потом он совсем молчит, он устал от нас, он вымотался. Но женщин потянуло ехать на рынок, посмотреть выделанные барашковые шкурки. Мы с Сэрэндоржем едем за ними. «Господи владыко! – ахнула я про себя. – Пуща дремучая». Женщин своих мы не находим, потеряли. Оставив меня возле шорной лавки в роли сигнального столба со светлыми волосами в черноголовой круговерти, Сэрэндорж идёт искать их. Дважды возвращается он один, по третьему разу как-то выцепил и приводит Мигмар и присаживается отдохнуть. Она, вцепившись в фотоаппарат, мигом пропадает в толпе. Всё. У нас с ней нет «симки», а у Сэрэндоржа телефон разрядился. И я, делая шаг вперёд и два шага назад, иду искать её. Я маячу руками лавочникам, они мне в ответ разводят руками. В какой-то миг мне показалось, что она вон там промелькнула. И я кричу. Через долгие минуты, выносимая потоком, вертясь и крутясь в поисках меня, появляется она. И говорит: «Я тебя сразу услышала. Это же надо – китайский рынок перекричать». А я подумала, что глотка у меня, видать, не просто лужёная, а как китайская. Дело в том, что на железнодорожных вокзалах проводники рейсовых автобусов встречают и зазывают своих пассажиров. Стоят и кричат, и люди слышат их. «Якэши!» – кричала девчонка возле меня. 

Марина ГОЛОРБУЕВА, г.Борзя, октябрь 2013 г., специально для «Агинской правды».
Фото автора.

Продолжение следует...