Братья Максаровы
(Окончание, начало в №57-587, 76-77)
Посвящается памяти наших предков, в частности, моему прадеду Гомбо Максарову, его брату Минжуру Максарову, служивших в 410-м стрелковом полку (с.п.), 81-й стрелковой дивизии (с.д.), 29-го стрелкового корпуса (с.к.), 13-й армии Центрального фронта. А также их братьям Балбару и Балданжабу, которые в тылу вносили свою лепту для скорейшей Победы! Все четверо братьев Максаровых были уроженцами с.Улан-Булак Агинского Бурят-Монгольского национального округа Читинской области.
Часть II. Максаров Минжур
«Беги! Беги! Беги!». В висках бешено стучало, казалось, сердце там, а не в груди! Прохладный воздух разрывал легкие! Он не чувствовал ног, они как будто бежали отдельно. Сзади доносились яростный лай немецких овчарок и их дыхание, слышны были сухие щелчки одиночных выстрелов и, кажется, смех немцев. Инстинктивно голова вжималась в плечи, как будто это могло спасти от пуль. Хотя он даже не понимал, может, его и ранили давно. Ясное, холодное сознание отмечало факты: «Стреляют не автоматами, гады, развлекаются! Я им покажу! Убегу! Деревья! Добежал!!! Вот дерево подходящее! Зацепиться нужно! С первого раза! Шанс один! Прыгай!». Собрав остатки сил измождённого тела, он совершил самый важный в жизни прыжок. Ухватился удачно! Нашёл силы немного подтянуться и скрепил пальцы намертво. Овчарки уже трепали ботинки и рвали штаны. Кажется, схватили за ноги, он не чувствовал боль, только тело дёргалось от их яростных укусов. Поднять ноги уже не смог. Овчарки, обученные на то, чтобы откусывать человеку гениталии, пытались выполнить свое задание, но человек висел высоко и крепко, и от злости они трепали то, что достали. В глазах начало темнеть, он понял, что теряет сознание, последнее, что он видел, это ветки над ним и небо.
Минжур уже не слышал, как советские войска ворвались в лагерь, освобождали заключенных, не слышал грохота канонады и выстрелов, не слышал радостных криков своих товарищей по заключению. Очнулся от того, что его куда-то несли, не как обычно тащили волоком, а именно несли на носилках. Боясь догадки, осторожно поднял веки - и тут ворвались звуки. Кругом было шумно и радостно! Говорили на русском! Пришло успокоение и расслабление, он просто лежал и счастливо улыбался, благодарный за свою спасённую жизнь. Дальше был госпиталь, где ему сказали, что он везунчик, что в последний момент его спасли от овчарок и охранников. Все икры ног были покусаны и разодраны, но, как ни странно, сухожилия остались целы! Медсестра-хохлушка говорила: «Шо мясо? Нарастёт! До свадьбы! Главное, что детки будут», - и весело хохотала. В теле у него нашли пули, старые и новые, несколько извлекли, а 11 так и остались в нем.
Лёжа в госпитале, он неспешно вспоминал события из жизни, некоторые уже далекие и тёплые согревали душу. Детство своё. В зажиточной семье бурят, у них была своя довольно обширная территория (в районе современного п.Орловский). Четверо сыновей в семье, все были смышлёные и крепкие, закалённые тяжёлой работой и суровым климатом. Минжур был самым любознательным и способным к учёбе, потому на семейном совете решено было отдать именно его в Цугольский дацан, семья смогла обеспечить ему обучение, где он учился хувараком у лам до призыва в армию. В дацане Минжур быстро освоил старомонгольскую письменность. Старый наставник-лама обучал его мудрым азам буддизма, аскетичный образ жизни закалил организм, вскоре он отказался от мяса и вовсе стал вегетарианцем, удивляя своих родных. Как это бурят и не ест мясо! Минжур улыбнулся, вспомнив, как озорные младшие братья дразнили его, аппетитно кушая перед ним сочные буузы с ароматом дикого мангира, как они демонстративно сочно чмокали и закатывали глаза, выпивая горячий сок из них.
Навыки, полученные в дацане, очень помогали на фронте выжить и сравнительно легко переносить и голод, и холод, и физические нагрузки. В редкие часы тишины, расположившись в укромном уголке, он читал мантры, что помогало ему сохранять здравый рассудок и спокойствие. Сто раз Минжур мысленно благодарил своего мудрого наставника ламу за полученные знания, которые помогали ему быстро восстановиться после боёв и физически, и психологически. Однополчане уважительно относились к молчаливому и скромному буряту, который помогал им, просто массировал в определенных точках, при этом что-то тихо приговаривал. Иногда мужики садились поговорить, им нравилась его степенная и спокойная речь, мудрые, жизненные советы.
Со злостью он вспоминал тяжёлые моменты его пленения. Как его, раненого, оглушённого взрывом и в обморочном состоянии, взяли немцы. Бессильная ярость душила от того, что не мог защищаться или убежать. Урывками помнил дорогу, как его несли такие же пленные. Пришел в себя уже на нарах. Самое обидное было, что попал в плен тогда, когда его полк, форсировавший Вислу, уже продвинулся далеко вглубь Польши, чувствовался дух грядущей Победы. А тут плен! Вся душа его противилась этому! Думал порой, лучше бы застрелили, но изменить ничего не мог. Придя в себя, решил бежать, для этого нужны были силы и сообщники. Первый раз собралось их 11 смельчаков, им все сопереживали, кто был плох совсем, отдавали им свой паёк. Бежали, сделав подкоп, кто чем мог копали землю, злость придавала сил. Побег не удался, кого-то застрелили, кого-то собаками затравили. Охрана не особо усердствовала, уверенная в неизбежности провала побега, стреляли на спор, кто попадёт, делали ставки на собак, кто быстрее схватит. Минжура и еще нескольких человек выживших даже не отправили на расстрел. Он бежал ещё и ещё, едва оправившись от ран. Находились первое время ещё сообщники, но вскоре он остался один. После каждой попытки израненный, избитый, покусанный, лёжа на нарах, Минжур желал себе расстрела. Но почему-то его оставляли жить. Его гордый дух не мог терпеть издевательств над людьми, голода и безысходности. Лучше пусть расстреляют или убегу, упрямо думал он. Немцы, глядя на упорство, бесстрашие и стойкость солдата, даже зауважали, в какой-то мере, этого непонятного для них жилистого азиата. Но в то же время использовали его побеги для тренировок в стрельбе и натаскивании овчарок.
В последний побег он хорошо физически окреп, очень помогали остальные узники, делясь с ним своей едой. Каждому он благодарно делал поклон, соединив ладони, подходил, обнимал крепко и мысленно читал молитву спасения. В лагере оставались уже самые измождённые узники, самых крепких и здоровых как-то собрали и увели куда-то из барака, никто не знал их судьбу. Ходячие скелеты с огромными глазами ещё умудрялись ходить на работу. По лагерю шептались, что на подходе советские войска, но никто особо не верил, дух оставшихся людей был сломлен. А немцы вели себя также жестоко, и издевательства не прекращались. При таких обстоятельствах он совершил свой самый удачный, восьмой по счёту, побег.
Все это проносилось у него в мыслях, всплывая образами людей и событий, в тишине и покое госпиталя. Крепкий организм Минжура быстро восстанавливался, и вскоре его с другими бойцами отправили в товарных вагонах на Украину. Бедная Украина, испаханная бомбами и танками, приходила в себя. Крестьяне готовились к посевной как могли, шли восстановительные работы. Измождённые, худые женщины делали всю мужскую работу. Надо было дальше жить, несмотря ни на что. Глядя на это, Минжур радовался от души, главное, война закончилась! С фронта шли известия одни лучше других, народ ликовал. Весна 1945 года навсегда останется в сердцах людей, воевавших долгих четыре года!
Минжура определили на постой в украинской семье до выяснения личности и всех обстоятельств. Он помогал по хозяйству крепкой молодой женщине с малыми детьми. Где-то что-то прокопать, печь восстановить, крышу починить, скотный двор тоже весь прохудился. Ему была в радость такая работа, уставшие от оружия руки ловко орудовали топором. Неспешно, аккуратно он чинил и латал двор хозяйки.
Однажды женщина прибежала радостная с деревни, утирая головным платком слезы, принялась обнимать ошарашенного Минжура, отодвинула его от себя и, глядя прямо ему в глаза, радостно прошептала: «Победили! Понимаешь? Победили!!!» Потом, кружась по двору, она уже громко кричала: «Победааа!». В этот вечер они торжественно сварили курочку с овощами, что оставались на семенную посадку. Хозяйка весело щебетала: «Ничего, разживемся! Главное, война прошла! Папанька наш вернется!». Минжур сидел, улыбался и радовался, что женщина повеселела, и прощал её неряшливость. Он был очень чистоплотным, и некоторые привычки уклада и жизни хохлушки приводили его в ступор. У неё был один тазик на все случаи жизни: постирать портки, сварить похлёбку, покормить поросят и курей. Хотя на тыне висели два горшка. Изба подметалась редко, по углам накопилась грязь, ребятишки тут же носились босиком и грязными ногами, вытерев ногу об ногу, залезали на печь спать. Одежда стиралась по великим праздникам, потому вся была непонятного цвета, что у неё, что у детей. Минжур не вмешивался в привычный им быт, лишь иногда что-то прибирал, боясь обидеть хозяйку. И вообще старался не напрягать своим присутствием. А помогал с удовольствием. Но сейчас это всё отошло на второй план, он сидел и просто наблюдал за радостью женщины, внутри испытывая не меньшую радость и эйфорию.
Так незаметно за хлопотами прошло полгода, они с хозяйкой уже успели получить урожай и частично его убрать. И наконец, в октябре без всяких вопросов ему разрешено было отправляться домой. Быстро собрав свои пожитки, тепло попрощался с хозяйкой и детьми, изрядно привыкшими к нему, дети не понимали, что происходит, а хозяйка печально роняла слёзы, вытирая их чумазым передником. Выйдя со двора, оглянулся напоследок и помахал рукой.
Возвращение домой показалось ему быстрым, так ему не терпелось добраться до родины. Из вагона мелькали города, леса. Садились и выходили новые попутчики. Менялись вагоны, машины, потом уже телега с лошадью. Наконец, с трепещущим сердцем он вышел на знакомую дорогу - к дому брата. Вдохнув во всю грудь родной воздух, Минжур зашагал к дому. Издалека его цепкий взгляд увидел на поле возле дома три фигуры. Он не мог понять, кто это, и вглядывался, пытаясь разглядеть. На поле тоже его заметили, одна маленькая фигура забежала в дом. Оттуда тут же выскочила женщина и, рыдая в голос, побежала навстречу, за ней бежали трое. Это были невестка Норзон и ее дочери, которых он помнил совсем маленькими, и потому не узнал повзрослевших. С изумлением он смотрел на бежавших племянниц: «Какие большие стали! Дарима, Дугарма, Махма».
Минжур Максаров, старший брат моего прадеда (по маме, бабушке). Очень часто от мамы и дедушки слышала про некоего Дундаахай (средний брат, если дословно перевести). Я думала, что за странное имя у человека, но не удивлялась особо, потому что буряты многим детям давали странные имена, верили, что от этого злые духи не заберут ребёнка, так как детская смертность была высока. Лишь недавно, начав собирать информацию про воевавших родственников, узнала, что его настоящее имя было Минжур, и средний, потому что был вторым из четверых братьев. Так вот, по рассказам старших, это был мудрый, много знающий, очень скромный и ведущий аскетичный образ жизни человек. Много помогал семье своей племянницы, моему дедушке Гончику.
В завершение хотелось бы добавить, что братья Максаровы не получили наград, орденов и медалей. Но сколько таких безвестных героев по всей России и странам СНГ! Почти в каждой семье есть кто-то воевавший. И каждый такой герой заслужил уважение и почёт от своих потомков. Каждый воин внёс свой вклад в победу над врагами! Сколько их, таких, погибло на безымянных высотах, своей кровью написавших историю современной России, и мой прадед был одним из 27 миллионов погибших за нашу Родину. Вечная память им и вечная слава! Будем бережно хранить все эти воспоминания и передавать дальше. Будем гордиться славными сынами и дочерьми нашей агинской степи, которые вместе со всем советским народом победили врага в том памятном 1945-м году! А что касается наград, то народ давно заметил, что знания зависят от учения, почёт от дел, благополучие от усердия, а награды от судьбы! Но главная награда и заслуга тех воинов, которые победили в той войне, - их потомки живут под мирным небом.
Ц.Чагдурова, г.Улан-Удэ.
На снимке: Максаровы Гомбо (на стуле) и Минжур (крайний слева), сентябрь 1939 г.
