Цыбен Жамцарано - выдающийся сын бурятского народа
В 2011 году, в рамках празднования 350-летия вхождения Бурятии в состав Российского государства, издательством «Республиканская типография» переизданы «Путевые дневники 1903-1907г.г.» нашего выдающегося земляка, всемирно известного ученого, востоковеда-монголиста, общественного деятеля, активного борца за права своего народа, первого из бурят доктора наук, члена-корреспондента Академии наук СССР, профессора Цыбена Жамцарано.
Как сам писал в своей автобиографии, родился он в 1881 году в семье Жамсарана Гендунова, зайсана Ходанца-шарайтского рода, Хойто-Агинского родового управления, племени хори-бурят, в местности Судунтуй. Первоначальную монгольскую грамоту он получил в семье, как бытовало в то время. «Бабушка по матери читала и писала по-монгольски, была весьма умной женщиной и научила моего отца и других молодых людей», как позже писал сам Жамцарано. Традиционное бурятское воспитание получил в родительском доме, где высоко ценились традиции и обычаи предков: «Любовь ко всему родному, бурятскому, любовь к родной старине, к былинам и шаманским гимнам, к народной поэзии и религии – я получил с малых лет».
В 12 лет Цыбена определяют на учебу в Читинское городское трехклассное училище, выбор родителей говорит сам за себя, ведь могли отдать ближе к дому, в Агинское училище. После блестящего окончания учебы он, в числе нескольких мальчиков, учился в г.Санкт-Петербург, в частной гимназии для бурятских детей П.А. Бадмаева, но в числе других был вынужден оставить учебу из-за принуждения принять православие, совесть не позволила переменить веру.
Но тут можно понять и по должному оценить стремление П.А. Бадмаева, первого просвещенного земляка, родившегося в прос-той юрте и сумевшего прорваться в высший свет российского общества, дать сородичам приличное образование и открыть дорогу для карьерного роста, ибо в условиях тех времен без принятия православия все дороги для инородцев были закрыты.
В 1898-1901 годах он учится в Иркутской учительской семинарии, по завершении которого год работает в родной Аге учителем приходского училища. И здесь в его жизни происходит знаменательное событие: земляки решают отправить его вместе с Базаром Барадиным, тоже будущим крупным ученым и просветителем, на учебу вольнослушателем восточного факультета Санкт-Петербургского университета на общественные средства, где он получает фундаментальное образование, определившее всю его дальнейшую судьбу, как ученого-монголоведа.
Здесь уместно подчеркнуть проявленную мудрость и дальновидность тогдашнего руководства Агинской степной Думы, затем волостной управы, терпение и понимание нужности образования простых людей, на плечи которого легло бремя пожертвований на обучение многих сыновей и дочерей. К чести наших предков, стремление к знаниям сохранилось до сих пор, а в то далекое время без поддержки общества редко кто мог позволить себе обучение детей, тем более в столичных учебных заведениях, по вполне понятным причинам.
Как отмечается на страницах дневников, в Чите в указанное время, то есть в 1905 году, обучалось «не более 20 человек и почти все до единого - общественные стипендиаты. Все агинские буряты, ибо кроме агинцев, ни в одном ведомстве: ни у хоринцев, ни у селенгинцев и баргузинцев, ни у тунгусов, не принято обучать молодежь на счет общества, а на свои средства буряты не в состоянии. На казенный счет в гимназию, учительскую семинарию и в ремесленное училище не принимают бурят, хотя эти учебные заведения построены при весьма значительной поддержке со стороны бурят. В начале, когда гимназия была только что основана, бурят было много, даже надзиратель был бурят (У-Ц. Онгодов), но постепенно буряты стушевались. Каждый стипендиат получал 300 руб., немногие по 250 руб. в год. А в мое время - по 180 руб.». Благодаря целенаправленной работе, как бы мы сейчас сказали, с кадрами: «В данное время агинские буряты по просвещенности намного впереди, нежели остальные инородцы за Байкалом. Всего общественных стипендиатов около 150 человек, тогда как у хоринцев с населением вдвое более - нет и 5 человек». Кстати, и первая жена Ц.Жамцарано Варвара (Дулгар) Вампилова три года, с 1911-го по 1913 годы, училась на Высших курсах Лесгафта и на курсах Клинического повивально- гинекологического института за счет средств агинских бурят с годовым содержанием в 420 руб. Родом из Алари Балаганского уезда Иркутской губернии, после окончания акушерско-фельдшерской школы, в 1908 году, в двадцатилетнем возрасте приехала в агинские степи и за короткое время приобрела огромную популярность.
Она была первой буряткой с европейским фельдшерско-акушерским образованием. Можно предположить, что приезд в Агу и устройство на работу не обошлось без участия Ц.Жамцарано, именно в этом году он уходит из Петербургского университета, где в течение двух лет преподавал монгольский язык и до 1911 года совершает научные экспедиции по Забайкалью, Монголии и Внутренней Монголии. С семьей Варвары, братом - народным учителем Баярто Вампиловым, был знаком давно, и в своих поездках неоднократно обращался к нему и пользовался его услугами.
Нетрудно догадаться, что направление на высшие курсы и выделение стипендии в 1911 году произошло благодаря авторитету Ц.Жамцарано. Сам он в этом же году уезжает в Монголию переводчиком-драгоманом при министерстве иностранных дел России и одновременно работает в правительстве Богдо-гэгэна, не оставляет, разумеется, и научную работу и разнообразную переводческую деятельность.
В 1913 году, по завершению учебы, сюда же приезжает и Варвара Вампилова, но в 1914 году при лечении тифозных больных по несчастливой случайности заразилась сама и умерла в юном возрасте, в 26 лет. По воспоминаниям племянницы Варвары Н.Д.Абашеевой, продолжившей династию врачей Вампиловых, Ц.Жамцарано подарил молодой жене золотое кольцо с бриллиантом в виде медицинской эмблемы, которое по наследству досталось ей от матери, младшей сестры Варвары.
Подчеркивая стремление наших предков к просвещению, можно добавить, что, благодаря усилиям целой плеяды образованных, молодых, полных сил сородичей во главе с волостным старшиной Бато-Далаем Очировым во многих улусах в начале двадцатого века за сравнительно короткий срок удалось открыть начальные училища, одну из них в ноябре 1911 года в улусе Челутай по инициативе местного зайсана Аюрзана Цывенова.
Поражает и восхищает целеустремленность юного Цыбена, страсть и стремление к научной работе у которого проявилась очень рано, как впоследствии признавался сам: «Моя детская любовь ко всему народному, к старине, эпосу и шаманству продолжало меня увлекать все сильнее и сильнее. Наконец, я не выдержал и с первого класса Иркутской учительской семинарии, т.е. с 1898 г., начал свои пробные поездки по аларским и кудинским бурятам, начал записывать и собирать все, что относилось к эпосу и шаманству».
В университете Ц.Жамцарано встретили признанные ученые того времени - академики С.Ф.Ольденбург, Д.А.Клеменс, А.Д.Руднев, В.Л.Котвич и другие. В первый же год обучения наставники сумели разглядеть в своем ученике недюженные способности и ярко выраженную страсть к исследовательской деятельности, смогшем за короткое время приобрести необходимые научные методы для полевых изысканий: стенографию, технику записи устного народного творчества в точной научной транскрипции. И нашли в себе смелость, чтобы командировать совсем еще молодого человека в самостоятельную научную экспедицию со всеми полномочиями и бумагами Императорского русского географического общества и Императорского музея по сбору фольклора и экспонатов по шаманизму у бурят.
Дневниковые записи экспедиций, проведенных в годы студенчества во время летних каникул, переизданы в данной книге, в то время как дневники и научные труды, написанные позже, напечатаны и изданы много раз, и еще в архивах научных центров Монголии и России остаются материалы, ждущие своего часа, еще не исследованные и не увидевшие свет. Благодаря изданным трудам, начиная с 1905 года, имя молодого ученого становится известным в кругах научной общественности. Востоковед В.Я.Владимирцев писал, что в книге «Образцы монгольской народной литературы» содержится материал, «собранный и записанный в точной научной транскрипции Ц.Жамцарано, известным исследователем монгольских племен». И далее очень важный для всех монголов научный вывод: «Мнение А.М.Позднеева об отсутствии эпоса у современных монголов отвергнуто, благодаря самозабвенному труду Цыбена Жамцарано».
Каких усилий стоило ученому, а заодно и рапсоду, запись улигеров, которые длились иногда несколько суток, можно понять и по достоинству оценить, читая строки дневников. Ведь в то далекое время не было ни диктофонов, ни магнитофонов и даже обычных шариковых ручек, простой отточенный карандаш и блокнот при тусклом свете свечки или в лучшем случае керосиновой лампы. Информанты в большинстве прос-тые люди, были свободны после работы обычно вечерами и ночами. Свидетельство этому - запись в дневнике от 26 августа 1903 года. «Улигер закончил только к полудню. Устали оба до крайности, глаза были красны, как-то неприятны. У меня прыгала рука в судороге, шея и часть лица дергалась, с трудом говорил». Или во время записи у известного рапсода Маншуда Имигеева: «Утомление страшное. Руки еле ворочаются. У Маншуда еле движется язык».
Ну и наконец, за отнятое время надо было платить: «Потом надо иметь достаточно денег, чтобы расплачиваться за отнятое время и отдаривать. Сутки - 3-4 рубля».
Человек, полностью отдающий себя делу, удивительного трудолюбия и терпения, что даже вызывает чувство искренней жалости, когда читаешь такие строки: «1 января 1907 г… Солнечное затмение. Весь день провозился с коллекциями, обвязывал, делал ярлыки и прочее. Народ празднует Новый год. Лишь я, как всегда, не знаю праздника. Как сурова моя частная жизнь».
Еще большего сочувствия и уважения вызывают родители Ц.Жамцарано, ибо их старший сын, став на тернистый путь ученого и общественного деятеля, уже не принадлежал ни себе, ни семье, служение науке и борьба за объединение и просвещение родного народа всецело поглощали его. «Теперь уже вторые сутки у бедных моих родителей. С какой тоской и надеждой ждали они!.. Но третью ночь не пришлось у них ночевать… Не успев побывать у соседей, уже еду, уезжаю, быть может, надолго, может быть, не увижу милых своих родителей. Они провожают меня в недоумении и с отчаянием в глазах!».
С какой любовью и нежностью пишет он о своих родных: «Когда мой отец сидит в юрте в тяжелой овчинной долгополой шубе и учит соседских мальчиков грамоте по рукописи, страшно засаленным букварям, а дети сидят с деревянными дощечками, покрытыми салом с сажей, а сверху пеплом - когда все это как самое обыденное явление в степи - становится трогательно и мило. … Отец преждевременно состарился и мало работает. …Он и мать заведуют всеми, мать делает всю домашнюю работу и заработалась так, что уже состарилась (в 48 лет). Но удивительное благодушие у обоих. Изредка проскальзывает тревожная нотка у них, когда речь идет о моей судьбе».
Начало ХХ века в России характеризуется подъемом революционного движения, вызванным поражением в японской войне, «кровавым воскресением» в столице, когда пролилась невинная кровь простого народа. Брожение в умах, подъем национального самосознания наблюдается и в самых отдаленных окраинах государства, в том числе, и в бурятских степях.
В 1905 году, впервые в истории, по инициативе хамба-ламы Иролтуева и других, был созван общебурятский съезд представителей, на который, с правом решающего голоса от Агинского ведомства, были приглашены Ц.Жамцарано и Базар Барадин. Как подробно описывается в дневниках, обнаружились несколько течений общественного движения, партия стародумцев», во главе с бывшим хоринским тайшой Вамбоцыреновым, представляла сторонников возврата недавно упраздненных степных дум по Уставу 1822 года, введенных наместником Сибири М.Сперанским и который учитывал особенности общинно-родового строя и давала определенную степень самоуправления.
Противовес составляли «прогрессисты» - сторонники волостного управления, новая элита, которая образовалась после упразднения степных дум в 1901 году, по инициативе министра внутренних дел Плеве, заявившим: «Что это за государства в государстве». Агинская степная дума была разделена на две волости - Агинскую и Цугольскую.
Ц.Жамцарано занимал примиренческую позицию, чтобы взять от старого принципы самоуправления и от нового судебную систему и т.д. и, как бывает в таких случаях, попал под жестокий огонь критики с двух сторон. Одно можно с уверенностью заявить, что положение дел в улусах добайкалья и забайкалья никто не знал лучше его, лично посетившим все районы и встречавшимся с видными людьми того времени.
На всех страницах дневников можно прочитать боль и сострадание автора за судьбу родного народа, решимость приложить все свои силы и талант на дело его возрождения и просвещения. Какие надежды возлагали на него земляки, ему пришлось узнать дома, когда его родной дядя на третий день приезда увез и таскал по аилам. Народ обвинил меня, говоря: «Ты потерял наши законы, а вместо них ввели крестьянских начальников, волостные учреждения и т.д. Только здесь узнал, какую надежду возлагали на меня простые сородичи, как ненавистна была насильно введенная реформа».
Примерно то же говорили и иркутские буряты, объясняя потерю национальных устоев результатом отмены родового управления, где старейшины могли оказывать влияние на жизнь общества. «Грустно видеть ужасное невежество, вымирание, всевозможные болезни, страшное кулачество и невозможное пьянство, и еще грустнее видеть, как видные общественные деятели, люди интеллигентные, спаивают водкой своих сородичей, наряду с правительством (монопольки). Но когда видишь общий подъем, быть может, и временный, вызванный революционным движением, все же кажется просвет, надежда на спасение есть».
Очень интересно, и в то же время не потеряло актуальности и в наши дни обсуждение национального вопроса с лучшими представителями интеллигенции западных бурят, такими, как Ханхалаев Зандан, доктор Трубачеев, надзиратель гимназии Инкижинов, возможно, отец или родственник первого бурятского киноартиста и режиссера В.Инкижинова, и других: «Кроме культурного подъема приходили к выводу, что для сохранения национальности необходимо объединиться с монголами, создать культурный панмонголизм».
То, что звучало актуально сто с лишним лет назад - сохранение самобытной культуры, бурят-монгольского языка - обострилось до крайности в наше время. К большому сожалению, мы должны признать, что в наш век глобализации стремительно теряем свою национальную идентичность, культуру. Бурятский язык, как исчезающий, внесен в «Красную книгу ЮНЕСКО».
Б-Д.Базаров,
заслуженный учитель РФ, с.Челутай.
