Сандан-скотокрад
Эту историю мне когда-то рассказал Лев Борисович, когда мы остановились на обочине пыльной дороги для технического перекура и поразмять кости и мышцы тела.
Закуривая сигарету, он вдруг вслух произнёс: «Когда-то здесь проезжал, гоняя на убой угнанную домашнюю животину, Сандан, по прозвищу скотокрад».
- Какой ещё Сандан? – спросил я у Борисовича. - Что-то не слышал я про такого уголовника.
- Да нет, какой он уголовник. Он был простым парнем, промышлявший разбоем. Расскажу тебе на обратном пути.
Своё обещание в тот день Борисович не выполнил. Возвращались домой потемну, устав от впечатлений, встреч с селянами, молчали, глядя в окна «Волги», думая о своём.
Утром следующего дня поймал Льва Борисовича на кухне редакции, где он неторопливо пил чай. Подсев к нему, я сразу спросил у него: «Так кто такой Сандан?».
Борисыч посмотрел на меня поверх очков, показывая своим видом, что не понял вопроса.
- Так вы вчера обещали рассказать про некоего скотокрада по имени Сандан, - напомнил ему я.
- А, уже запамятовал про обещанное.
Так за уже остывшей кружкой чая Лев Борисович поведал мне эту историю, сразу оговорившись, что некоторые подробности он не помнит за давностью лет и не ручается за исторические детали, так как ему про Сандана в своё время рассказал старый коллега, когда он только начал работать в редакции газеты: «За что купил, за то и продаю!», - подытожил мой старший товарищ.
Привожу его рассказ, записанный в маленький ежедневник.
«Было это то ли перед первой русской революцией, то ли сразу после неё. Я её услышал от своего наставника по журналистскому цеху, когда мы остановились на привал, где начали трапезничать, и он как бы между делом начал рассказ про Сандана. На тот момент герою нашего повествования было чуть более 20 лет. Родился он возле трёх грязевых озёр «Гурбан нуур» или Хольбольджа, как оно указано на картах, что неподалёку от современного села Цаган-Оль. Отца его звали Вамбу из рода хуасай, и был он обычным батраком у гулвы Могойтуйской инородческой управы Агинской Степной думы. Мать звали Хорло, и был он единственным ребёнком у родителей, так как родившиеся до него братья и сёстры умирали в раннем возрасте и он не знал и не помнил их.
Сандан рос крепким и озорным мальчишкой, с пытливым умом. Он часто помогал своему отцу, ловко управляясь со стадом овец. Он нередко пропадал в играх со своими сверстниками, среди которых считался неформальным лидером, часто подбивая свою ватагу на шумные потехи. Его беззаботное детство закончилось со смертью отца, когда ему было десять лет. С этого времени он, чтобы прокормить мать, заменил отца в качестве батрака у гулвы. Когда Сандану исполнилось шестнадцать лет, гулва обвинил его в пропаже двух голов скота, которых задрали волки минувшей зимой, и обязал его возместить ущерб».
- Возместить навязанный мне долг я не смогу, - трезво рассудил Сандан, - а батрачить на этого вредного и глупого старика уже нет мочи, видеть его козлиную мордочку с голосом, похожим на блеяние, - обмолвился он матери при ужине.
- Ох, сынок, и кем же ты станешь? Чем будешь жить и зарабатывать? – спросила у него мать.
- Пока не знаю, но вряд ли буду соблюдать законы божьи и людские, - отчего-то весело ответил Сандан.
Мать на его слова лишь закрыла лицо и беззвучно заплакала.
Сандан быстро разобрал юрту, погрузил на телегу, впряжённую в коня, которого он решил присвоить себе. «От старикашки не убудет, а мне пригодится», - подумал Сандан и отправился под покровом ночи с мамой. Он отвёз её к нагаса, младшему брату матери, оставив её на попечение, обязуясь помогать им, и, быстро вскочив на коня, умчался в предутреннюю даль.
С тех пор Сандан встал на кривую дорожку. Нашёл таких же отщепенцев, как и он, сколотив небольшую банду, которая стала наводить ужас на зажиточных скотоводов. Что интересно, он не обижал людей подневольных и, чтобы те не понесли наказание за упущенную живность, крепко связывал их, тем самым создавая им железное алиби на будущее, нередко отвешивая дружеские тумаки:
- Тебе они пригодятся, - со смехом говорил он подневольным, чей покой и труд он нарушил, - чтобы ваши хозяева не думали, что вы со мной заодно и не понесли сурового наказания.
Стремительно нападая, он со своими подельниками также стремительно удалялся, оставляя после себя клубы густой пыли. Угнанный скот он гнал в Нерчинск, другие городки Забайкалья. Бывал и в Кяхте. Его шайка была неуловимой и дерзкой. В народе его прозвали Сандан-скотокрад. На данное ему прозвище он не обращал внимания. Помогал он и матери с нагаса, по мере возможности приезжая к ним на побывку. Мать с нагаса стеснялись, отказывались принимать деньги, нажитые нечестным путём, но Сандан, беря руку нагаса, буквально вкладывал их ему, сжимая со словами: «Я никого не убил и не покалечил, бедных и обездоленных не обижал. Мы брали лишь то, что нам надо, а от богачей не убудет».
Однако, у богачей убывало, и они стали жаловаться на него в Степную думу, однако та, не имея функций расследования наказаний, обратилась в Читу, уездному исправнику, от которого пошла разнарядка становому приставу, который и обязал полицейского урядника Данилевского найти и обезвредить шайку скотокрадов. В помощь к нему был определён сотский Каширин. Вдвоём они стали вести поимку наглецов.
Жарким июньским днём преследователи, обливаясь потом, разъезжали от одного хотона к другому, выясняя у проживавших там инородцев возможное местонахождение Сандана и его подручных, однако везде они натыкались на безмолвие либо неопределённое: «В степи они». Но степь - понятие растяжимое, и урядник всё больше мрачнел и выдал: «Сандана мы до турецкой пасхи искать будем, а, Каширин?».
- Не могу знать, господин урядник, моё дело маленькое, помогать вам в поимке.
- Как-то ты нехотя ведёшь поиск, отчего это вдруг и откуда ты знаешь язык бурятов-инородцев? – спросил Данилевский.
- Бабушка у меня по отцу бурятка, царствие ей небесное, она во мне души не чаяла. Мировая была бабка. В детстве часто играл с бурятами, а Сандана я знаю лично, играли вместе в детстве, - ответил Каширин.
- Ах, вот оно в чём дело! - воскликнул урядник. - Однако точно из нашего предприятия ничего не выйдет. Ты не заинтересован, чтобы мы его поймали и предали суду. На каторге таким место, как Сандан и его подельники. На рудниках на искупление зарабатывать!
- Признаться, господин урядник, его я давно не видел, но слышал про беззаконие, творимое им. Да я ему симпатизирую, но схватить его велит служба, а ей перечить я не буду. А местные вам ничего не скажут, для многих из них Сандан - герой, хоть он и преступник, но он никого не убивал и не калечил, живёт и действует по справедливости, как они считают, хоть и не выдают своих чувств.
- Значит, мы каши здесь не сварим и отправимся не солоно хлебавши, но возвращаться просто так нельзя, - сказал Данилевский, - будем продолжать искать его до наступления холодов, а там видно будет, может, Сандан сам сгинет, сослужит нам большую услугу, и мы благополучно забудем про него.
В подобных рассуждениях коротали свои разъезды урядник с сотским. Если бы они знали, как был близко от них Сандан с друзьями, попавшись ранним утром к одному зажиточному скотоводу в паре десятков вёрст от них.
Да, судьба изменила Сандану, его схватили слуги того самого богача, звали его Дамдин. Попался он по глупости – неудачно подвернул ногу, упав с подстреленного коня, тут его и поймали, сильно избивая по ходу. Подельникам он приказал спасаться, бросив его. Он лишь крикнул им на прощание: «Ещё свидимся! Я не пропаду, свои шкуры спасайте и не переживайте за меня».
В юрту к хозяину его буквально приволокли, где разозлённый хозяин богатого улуса решил не сдавать его властям, а самому вершить суд.
Сплёвываясь сгустками крови из окровавленного рта прямо на пол жилища, он вызвал гнев богача.
- Прекрати плеваться в моём доме, худородный ты пёс Сандан! Тебя же так отец с матерью нарекли? – громко сказал пленнику Дамдин.
- А то что? Да, я Сандан. Не упоминай моих отца с матерью. Они не хуже вас, – ответил ему Сандан, улыбаясь окровавленным ртом, и снова сплюнул на пол.
- Я велю убить тебя, а тело твоё отдать на съедение своим собакам, - сказал Дамдин.
- Время решит, когда мне помирать, - вновь улыбаясь, ответил Сандан.
- Значит, время наступило, а я лишь стану вершителем твоей никчёмной судьбы. Пришла пора тебе умереть, Сандан, много бед ты натворил, пора держать ответ за свои злые деяния.
- Ну, сгину я в вашем краю, пользы вам от этого мало. На моё место встанет кто-то другой, а дальше что? Снова убьёте? Худого людям я ничего не делал, забирал то, что положено.
Дамдин более пристально вгляделся в Сандана и подумал: «Молодой, крепкий парень, ловкий, глаза выдают в нём наличие живого ума, а улыбка не блаженная, держится с гордостью, значит, не привык лизать задницы таким, как мне, и заискивать. Эх, жаль лишать жизни парня, такой зять мне бы пригодился».
У Дамдина, который овдовел десять лет тому назад, были три дочери, которых он сам воспитал. После кончины жены не стал приводить в дом новую хозяйку, бережно храня память о любимой супруге. Двух младших дочерей он недавно выдал замуж, причём удачно – за сыновей мужчин из своего круга, таких же зажиточных, а то и более богатых. А вот самую старшую Мэдэгму брать в жёны никто не хотел. Была она криворотой от рождения, и на все посулы Дамдина потенциальным женихам никто не спешил клюнуть, которые считали её плохой партией для себя – такой не похвастаешься перед друзьями, за спиной шептаться будут. Так и ходила она в девках, что и расстраивало отца. Шёл ей 25 год, и по меркам того времени, считалась она старой девой.
Вдруг у Дамдина промелькнула мысль: «А что, если выдать Мэдэгму за этого своего пленника, чем плохо? От двух зятьков толку мало, да из зажиточных семей, но они глупые и напыщенные, балованные родителями и судьбой. А этот пострел явно не промах: и жену защитит, и детей поднимет на ноги. Так и быть».
- Парень ты неплохой, достойно держишься. У меня к тебе предложение. Я подарю тебе жизнь, а ты возьмёшь мою дочь в жёны. Что скажешь?
- Родители мне уже дали жизнь, - съязвил Сандан, - а что так? Такой богатый человек и не можете выдать дочку замуж? К вам очередь должна стоять из женихов, которые с мольбой должны выпрашивать вашего отцовского разрешения породниться с вами. Что не так? Может порченая она или уродина? – рассмеялся в лицо собеседнику Сандан.
Дамдин вспыхнул лицом и приказал слугам вывести Сандана, давая понять, что разговор зашёл в тупик и не имеет смысла.
Подручные Дамдина схватили Сандана и потащили его на улицу:
- Стойте, стойте, - закричал Сандан, - я передумал, но сначала хочу увидеть невесту!
Дело было уже под утро. В юрту зашла Мэдэгма. Сандан долго и изучающе смотрел на свою будущую жену и думал: «Высокая, стройная, довольно симпатичная, но этот рот. А ладно, с лица воды не пить. Женюсь! Это лучше, чем лежать в степи поклёванный вороньём.
- Твой ответ? – нетерпеливо прервал задумчивое молчание Сандана его будущий тесть.
- Я согласен! – весело сказал Сандан.
Как ни странно, семейная жизнь у Сандана сложилась удачно. Супругу он очень любил за её простоту, мудрость и хозяйственность. Мэдэгма поддерживала мужа во всех начинаниях. Они родили и воспитали четверых сыновей. Как часто любил шутить Сандан в семейном кругу, поддразнивая супругу: «А вовремя я к вам улус заехал. Ехал, правда, за коровой, а нашёл жену! Но вышло-то намного лучше!».
Борисович вдруг умолк, встал из-за стола и пошёл мыть чашку.
- А дальше-то что? – почти прокричал я. - Где концовка истории?
- А что было дальше, я не знаю, - спокойно ответил Лев Борисович, - я же предупредил, что мне рассказали, а я в свою очередь тебе.
- Ну, нельзя же так! Опять эта недосказанность. Не выясняли разве судьбу Сандана-скотокрада ранее?
- А зачем? – удивился Борисыч, - знаю, что он нашёл своё счастье, а что было дальше - неинтересно. Когда был моложе, пытался выяснить про него, но следы его теряются. Может, с семьёй позже переехал в Шэнэхэн, а может, нашёл себя и после установления советской власти. Но это неважно. Важно, что потомки его живут, в том числе, и в нашем округе.
Зорикто ОЛЗОЕВ,
фото из интернета
